Материал подготовлен создателями подкаста Времени больше не будет
Российская тюрьма — ужасное место. Однако «ужасы» российских колоний могут приукрашивать, а особый порядок и язык общения часто обрастает мифами. Чтобы лучше описать реальную картину российских исправительных учреждений, мы поговорили с бывшими политзаключенными Вячеславом Крюковым и Иваном Асташиным.
Как устроена тюремная иерархия и что означает цвет зоны
В тюрьме существует несколько каст. Красные — заключенные, которые сотрудничают с администрацией и действуют в ее интересах. Черные — зеки, которые придерживаются тюремных «понятий». Мужики — обычные заключенные, которые хотят спокойно дождаться освобождения, их в колониях большинство. Еще одна каста — обиженные, опущенные. Они составляют низший слой иерархии: их заставляют делать самую грязную работу, они наименее защищены от унижений. Также последние десять лет в тюрьмах появляются обособленные сообщества мусульман, которые не придерживаются этих разделений и живут отдельно.
Зоны тоже бывают двух цветов — красные и черные. В красных всем заправляет администрация и ее помощники среди заключенных. Порядок в таких колониях строже, чем в черных. В черных зонах дисциплину в значительной степени поддерживают сами заключенные, опираясь на тюремную культуру.
Осужденный по делу «Нового величия» Вячеслав Крюков сидел в черных зонах Ростовской области. По его опыту с «понятиями» приходится считаться, но сильных неприятностей они обычно не доставляют:
«Главное придерживаться какого-то нейтралитета. Выражать согласие с какими-то определенными принципами, понимать, что они есть. Ты приезжаешь, нормально себя ведешь, языком особо не треплешь, живешь там в общей массе мужиков, занимаешься своими делами, где-то выражаешь поддержку и солидарность».
В черных зонах больше послаблений, можно не ходить на работу и есть возможность воспользоваться разными нелегальными услугами. Например, проще достать себе мобильный телефон. Но Крюков не советует этого делать. Во-первых, на черной зоне распространены различные практики вымогательства — на общие нужды, за проступки и по другим надуманным предлогам. Так что телефон у вас скорее всего «отожмут» обратно. Во-вторых, в тюрьмах можно и так легально совершать звонки по телефонам ФСИН.
«В черных колониях администрация ни хрена не работает по сути дела. У нас цензор письма вообще не носил. У меня письма сотнями на штабе лежали, их приносили с задержкой в полгода. Никто не хотел работать. Сотрудники чисто формально открывают ключами двери, ворота какие-нибудь в бараках и все. Весь порядок поддерживается с помощью блатных. А в красных зонах администрации приходится очень много работать, следить за внутренним распорядком.»
В правилах каждой конкретной колонии придется разбираться на месте. Никаких «стандартов» красных или черных зон не существует.
Кастовая система тюрем поддерживается самой системой ФСИН — так легче управлять заключенными и злоупотреблять властью. Во всех личных делах, которые ведут сотрудники, помечено, к какой группе относится человек. Проявления иерархии существуют во всех колониях. Эта структура также выгодна наиболее влиятельным представителям черной масти — профессиональным преступникам.
Однако большинство людей в тюрьме просто хочет спокойно выйти на свободу. Этого можно добиться без критических потерь.
Как проходят первые дни в заключении
Впервые оказавшийся в тюрьме человек, как правило, не знает местных порядков. Но другие заключенные постепенно введут новичка в курс дела. Вот что говорит Вячеслав Крюков:
«Заключенные — тоже люди. Они понимают, что мало кто, на самом деле, сидит по реальным преступлениям, является каким-то преступным элементом. 80-90% людей это обычные чуваки с улицы, которые сидят за какую-то херню, за пять грамм марихуаны или за украденный велосипед. Они никогда не жили преступным образом жизни. Обычные люди все относятся с пониманием. До тебя со временем все дойдет, [вся информация]. В этом плане тюрьма — это не так страшно, нет всех этих жутких стереотипов. В основном все от тебя зависит»
Редко кто-то хочет специально навредить неопытному сидельцу. Обычно это происходит в двух случаях. Если администрация хочет испортить жизнь заключенному — посылает ему провокаторов, придирается и назначает санкции по надуманным поводам. Или если кто-то из сидельцев имеет к нему какие-то личные счеты. О таких ситуациях нам рассказал бывший политзаключенный Иван Асташин, который отсидел десять лет в колониях Сибири. Он советует бороться за свое достоинство:
«Если человек сам еще не владеет “понятиями”, он не сможет адекватно ответить. Это нужно так или иначе пресекать, проявлять жесткость. Если дать этому развиться, признать вину, человек может оказаться в подчиненном положении: во всем неправ и всем должен. Моя позиция такая — лучше пойти на конфликт. Если человек не дорожит “понятиями”, пускай переведут в другую камеру, даже красную. Это лучше, чем оказаться в подчиненном положении, возможно, на многие месяцы».
Если другого места не найдется, арестанта могут переселить в одиночную камеру. Такой перевод можно инициировать и самостоятельно — в случае конфликта, провокаций или просто нежелания следовать «понятиям». Главный минус — человек окажется оторван от общения. В данном вопросе заключенный сам определяет свои приоритеты, говорит Асташин:
«Тут важна поддержка со свободы. Чтобы в крайнем случае люди попадали в одиночки, чем в камеры, где их могут избивать, унижать, вымогать деньги. Если условия хорошие — тогда ладно. Если есть давление — не стоит идти на поводу у “понятий”. Нужно искать выходы, переводиться в одиночную камеру».
Но возможность попасть в одиночку есть не во всех зонах. В больших колониях бывает слишком много заключенных, поэтому есть шанс, что человек окажется в ШИЗО с реальными нарушителями. Находиться с ними в одном пространстве может быть крайне неприятно.
Чего не стоит говорить в тюрьме
- Особенно на ранних этапах надо меньше говорить и больше слушать. Этот совет дали оба наших собеседника.
- Не рассказывать о личной жизни. В тюрьмах действует очень консервативная культура. Любые отклонения от «нормы» осуждаются. В худшем случае можно попасть в касту опущенных — например, если выяснится, что мужчина практиковал с партнершей кунилингус. Репертуар таких «проступков» довольно широкий, разобраться в нем сложно. Проще вообще ничего не рассказывать про личную жизнь и в особенности про секс. Сокамерники разъяснят, о чем лучше не упоминать, но есть шанс нарваться на провокатора.
- Не рассказывать о любом сотрудничестве с правоохранительными органами. Это тоже не поощряется.
- Не вдаваться в подробности о своем деле. Если заключенный не признал вину — больше ничего разъяснять не понадобиться. Если признал — на старте придется в общих чертах рассказать, что случилось.
- Помимо организационных и наиболее важных аспектов заключенный вообще не должен никому ничего рассказывать, вовлекаться в разговоры, предоставлять информацию о себе.
В чем отличие тюремного языка от бытового
В тюрьме есть свои названия для многих вещей. Кровать принято называть шконкой, колонию — лагерем, туалет — дальняком, штрафной изолятор (ШИЗО) — крышей и так далее. Постепенно эти слова проникают в повседневную речь. Часто сотрудники ФСИН тоже пользуются ими, иногда — пытаются бороться.
Не стоит придавать тюремному жаргону слишком много значения. Если заключенный им не пользуется — чаще всего никаких санкций не последует. Асташин считает, что в таком жаргоне есть своя прагматика:
«Мне говорят, что шконка — жаргонное слово. Но, позвольте, это же нельзя назвать кроватью».
Существуют тонкости, которые стоит иметь в виду. Например, «спрашивать» в тюрьме означает наказывать за какой-либо проступок — «спрашивают» за неодобряемые действия и слова. Если нужно разузнать информацию, говорят «поинтересоваться». Эти нюансы должны разъяснить другие арестанты. К ошибкам новичков относятся с пониманием.
Что дает статус политзаключенного
Жизнь большинства политзеков никак не отличается от жизни других «мужиков». Главная неприятность — их время от времени отправляют в ШИЗО за всякие надуманные нарушения. Делается это для того, чтобы блокировать таким сидельцам возможность условно досрочного освобождения (УДО). Попадание в ШИЗО — значительный проступок, после которого ни один суд не примет решения об УДО. Поэтому политзаключенные чаще всего сидят от звонка до звонка.
Иван Асташин рассказал об одной тревожной тенденции. По прибытии в тюрьму другие сидельцы обвинили политзаключенного Игоря Паскаря в пособничестве Украине — он кинул коктейль Молотова в здание управления ФСБ и покрасил лицо в цвета украинского флага. В камере якобы находились люди, которые воевали в Украине. Паскаря несколько раз несильно ударили, после чего заставили заселиться в другую камеру. Асташин считает, что в подобных случаях нужно также бороться за свое достоинство и приемлемые условия содержания.